Ефим Гаммер   рассказ                                         

Голый воздух

Родился в 1945 году в Оренбурге, жил и работал в Риге  Там же закончил в 1975 году отделение журналистики ЛГУ.  Автор 23 книг стихов, прозы, очерков, эссе, удостоен лауреатских медалей ряда международных премий  по литературе, журналистике и изобразительному искусству.

Член правления международного союза писателей Иерусалима, главный редактор литературного радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» – радио «Голос Израиля» – «РЭКА», член редколлегии израильских и российских  журналов «Литературный Иерусалим», «ИСРАГЕО», «Приокские зори». Член израильских и международных Союзов писателей, журналистов, художников, лауреат литературных премий, обладатель Гран При и 13 медалей международных выставок в США, Франции, Австралии..

2015 год – дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года».  2016 год - диплом «Лучшая книга года»,

.  Печатается  в журналах России, США, Израиля, Германии, Франции, Бельгии, Канады, Латвии, Дании, Финляндии, Украины.  Живет в Иерусалиме.

В коридоре толпились голые люди. Мужчины и женщины.

Тусклая лампочка высвечивала обморочные лица, скамейку паркового типа у стены, металлический кассовый аппарат на треножнике и высокий стул без спинки подле него.

– Чего они тянут?

– Когда уже начнется?

Из двери с табличкой «Приемный покой» вышла миловидная женщина в белом халате, под которым проглядывали джинсовые брюки.

– Кто на очередь, прошу в очередь.

Повертела круглое сиденье по оси и вскинула себя на стул, чтобы быть вровень с кассовым аппаратом. Кнопочки с цифирками под пальчиками, штырек для наколки талончиков сбоку.

Люди в коридоре молча выстраивались в очередь, стараясь не соприкасаться друг с другом.

– Кто у нас первый будет на прием? – спросила кассирша в образе и подобии врачихи.

– Я… Я… – поспешно отозвался толстячок с лысиной  во всю голову, оторвавшись от разговора по мобильнику.

– Ваш билет…

– Простите, – толстячок перекрылся руками. – Сами видите…

Он, конфузливо переминающийся у треножника с кассой,  мелко подрагивал, как от озноба.

– Сама вижу, – согласилась кассирша, – сама и учту.

Пробежала пальчиками по кнопочкам, крутанула ручку сбоку от кассы, вытащила бумажный прямоугольник, наколола отрывной талон на иглу, а билет в приемный покой протянула толстячку.

– Можно пройти? – просительно посмотрел он на кассиршу.

– Идите, идите, не задерживайте. Кто на очереди?

– Я! Я! – послышалось издали.

Дверь в конце коридора распахнулась, будто по ней саданули с разбегу ногой, и пропустила мощного человека лет сорока.

– Куда вы? Вас тут не было в наличии! – занервничали голые люди.

Но человек не обращал на них внимания.

– Я! Я первый, – нес он скороговоркой и столь же быстро ставил шаги к кассе.

– Стойте! Стойте! – попытались задержать его голые люди.

Но куда там. Он только отмахивался. И шел себе, шел – напролом. Шел и дошел до кассы, выхватил у кассирши билет в приемный покой и рванул за приоткрытую дверь.

– А я? Я! –  волновался толстячок.

– Вы на очереди,  – утешила его женщина. – Ждите…

– Что?

– Ждите.

– А мой билет?

– Отпустим первого, примемся за второго. У нас очередь, – пояснила кассирша. И, затянув поясок белого халата, ушла следом за мощным человеком.

– А я? Я! – канючил толстячок.

– Все там будем, – сказала ему дородная тетка с черной родинкой, размером с горошину, на левой груди. – А пока – со свиданьицем: устраивайтесь поудобнее,  передохнем.

– Вот всегда так, – грустно заметил толстячок, проходя к парковой скамеечке. – Живешь-живешь, и вечно тебя опережают.

– Даже в смерти, – согласилась дородная тетка, усаживаясь рядом с ним. – Впрочем, на том свете жизнь не в грусть. Там тебе…

– Слышали!

– Это надо увидеть. Там тебе захочется чаю. Пей без отказа! Чистая роса! Захочется…

– Кайфа… неземного, – мечтательно протянул толстячок, поигрывая мобильником.

– Алкоголя, даже потустороннего, не держим. Но! – игриво приподняла пальчик. – Опять-таки росой угостим, однако не простой, с начинкой из райских цветочков.  И кайфуй без вреда для окружающих.

– А девочки?

– Расшалился, дружок! – рассмеялась тетка. – Сначала попробуй меня, я тоже с начинкой – в райский кайф, без вреда для окружающих.  А на закусь…

– Девочки? Те, что помоложе?

–  Гляди, чего захотел! Девочек! А яйцеклеток от них не хочешь взамен? Только это в наличии и осталось. А девочки… Девочки в расход пущены! Запамятовал, дружок, от тряски мозгов?

– Но на том свете…

– Девственность восстанавливается, да. Но все остальное, что вокруг, голый воздух.

– Как?

– А так! Взгляни…

Он и взглянул. Дюжий санитар тащил на веревке по коридору женскую голову, другой волок связку из рук и ног.

У парковой скамейки голова задергалась, зашаркала носиком, выгадывая знакомый запах, с усилием открыла глаза.

– Милый! Милый!

– Где твои прелести? – вздрогнул, узнавая, толстячок.

– Руки сзади, ноги сзади. Не видишь? Тащат на буксире.

– А тело?

– На теле был пояс смертницы. Сам примерял: здесь не жмет, там не выпячивает…

– Молчи, дура!

Толстячок поспешно набрал номер телефона на мобильнике. Нажал кнопку. Голова и задымила, хотя взрыва не последовало.

Из приемного покоя  вышли охранники.

– Жив еще? – спросили у толстячка.

– Еще дышит, пусть и в коме, – ответила за него женщина. – Видите, – указала на мобильник. – К жизни возвращается.

– Мы его к жизни вернем основательно! – сказали охранники. И по бокам, по бокам толстячку, чтобы осознал, на каком свете находится. – На выход!

– С вещами? – испуганно спросил он, смущаясь своего голого вида.

– Мы тебя там приоденем! По последнему крику тюремной моды.