Ефим Гаммер рассказ
Голый воздух
Родился в 1945 году в Оренбурге, жил и работал в Риге Там же закончил в 1975 году отделение журналистики ЛГУ. Автор 23 книг стихов, прозы, очерков, эссе, удостоен лауреатских медалей ряда международных премий по литературе, журналистике и изобразительному искусству.
Член правления международного союза писателей Иерусалима, главный редактор литературного радиожурнала «Вечерний калейдоскоп» – радио «Голос Израиля» – «РЭКА», член редколлегии израильских и российских журналов «Литературный Иерусалим», «ИСРАГЕО», «Приокские зори». Член израильских и международных Союзов писателей, журналистов, художников, лауреат литературных премий, обладатель Гран При и 13 медалей международных выставок в США, Франции, Австралии..
2015 год – дипломант Германского международного конкурса «Лучшая книга года». 2016 год - диплом «Лучшая книга года»,
. Печатается в журналах России, США, Израиля, Германии, Франции, Бельгии, Канады, Латвии, Дании, Финляндии, Украины. Живет в Иерусалиме.
В коридоре толпились голые люди. Мужчины и женщины.
Тусклая лампочка высвечивала обморочные лица, скамейку паркового типа у стены, металлический кассовый аппарат на треножнике и высокий стул без спинки подле него.
– Чего они тянут?
– Когда уже начнется?
Из двери с табличкой «Приемный покой» вышла миловидная женщина в белом халате, под которым проглядывали джинсовые брюки.
– Кто на очередь, прошу в очередь.
Повертела круглое сиденье по оси и вскинула себя на стул, чтобы быть вровень с кассовым аппаратом. Кнопочки с цифирками под пальчиками, штырек для наколки талончиков сбоку.
Люди в коридоре молча выстраивались в очередь, стараясь не соприкасаться друг с другом.
– Кто у нас первый будет на прием? – спросила кассирша в образе и подобии врачихи.
– Я… Я… – поспешно отозвался толстячок с лысиной во всю голову, оторвавшись от разговора по мобильнику.
– Ваш билет…
– Простите, – толстячок перекрылся руками. – Сами видите…
Он, конфузливо переминающийся у треножника с кассой, мелко подрагивал, как от озноба.
– Сама вижу, – согласилась кассирша, – сама и учту.
Пробежала пальчиками по кнопочкам, крутанула ручку сбоку от кассы, вытащила бумажный прямоугольник, наколола отрывной талон на иглу, а билет в приемный покой протянула толстячку.
– Можно пройти? – просительно посмотрел он на кассиршу.
– Идите, идите, не задерживайте. Кто на очереди?
– Я! Я! – послышалось издали.
Дверь в конце коридора распахнулась, будто по ней саданули с разбегу ногой, и пропустила мощного человека лет сорока.
– Куда вы? Вас тут не было в наличии! – занервничали голые люди.
Но человек не обращал на них внимания.
– Я! Я первый, – нес он скороговоркой и столь же быстро ставил шаги к кассе.
– Стойте! Стойте! – попытались задержать его голые люди.
Но куда там. Он только отмахивался. И шел себе, шел – напролом. Шел и дошел до кассы, выхватил у кассирши билет в приемный покой и рванул за приоткрытую дверь.
– А я? Я! – волновался толстячок.
– Вы на очереди, – утешила его женщина. – Ждите…
– Что?
– Ждите.
– А мой билет?
– Отпустим первого, примемся за второго. У нас очередь, – пояснила кассирша. И, затянув поясок белого халата, ушла следом за мощным человеком.
– А я? Я! – канючил толстячок.
– Все там будем, – сказала ему дородная тетка с черной родинкой, размером с горошину, на левой груди. – А пока – со свиданьицем: устраивайтесь поудобнее, передохнем.
– Вот всегда так, – грустно заметил толстячок, проходя к парковой скамеечке. – Живешь-живешь, и вечно тебя опережают.
– Даже в смерти, – согласилась дородная тетка, усаживаясь рядом с ним. – Впрочем, на том свете жизнь не в грусть. Там тебе…
– Слышали!
– Это надо увидеть. Там тебе захочется чаю. Пей без отказа! Чистая роса! Захочется…
– Кайфа… неземного, – мечтательно протянул толстячок, поигрывая мобильником.
– Алкоголя, даже потустороннего, не держим. Но! – игриво приподняла пальчик. – Опять-таки росой угостим, однако не простой, с начинкой из райских цветочков. И кайфуй без вреда для окружающих.
– А девочки?
– Расшалился, дружок! – рассмеялась тетка. – Сначала попробуй меня, я тоже с начинкой – в райский кайф, без вреда для окружающих. А на закусь…
– Девочки? Те, что помоложе?
– Гляди, чего захотел! Девочек! А яйцеклеток от них не хочешь взамен? Только это в наличии и осталось. А девочки… Девочки в расход пущены! Запамятовал, дружок, от тряски мозгов?
– Но на том свете…
– Девственность восстанавливается, да. Но все остальное, что вокруг, голый воздух.
– Как?
– А так! Взгляни…
Он и взглянул. Дюжий санитар тащил на веревке по коридору женскую голову, другой волок связку из рук и ног.
У парковой скамейки голова задергалась, зашаркала носиком, выгадывая знакомый запах, с усилием открыла глаза.
– Милый! Милый!
– Где твои прелести? – вздрогнул, узнавая, толстячок.
– Руки сзади, ноги сзади. Не видишь? Тащат на буксире.
– А тело?
– На теле был пояс смертницы. Сам примерял: здесь не жмет, там не выпячивает…
– Молчи, дура!
Толстячок поспешно набрал номер телефона на мобильнике. Нажал кнопку. Голова и задымила, хотя взрыва не последовало.
Из приемного покоя вышли охранники.
– Жив еще? – спросили у толстячка.
– Еще дышит, пусть и в коме, – ответила за него женщина. – Видите, – указала на мобильник. – К жизни возвращается.
– Мы его к жизни вернем основательно! – сказали охранники. И по бокам, по бокам толстячку, чтобы осознал, на каком свете находится. – На выход!
– С вещами? – испуганно спросил он, смущаясь своего голого вида.
– Мы тебя там приоденем! По последнему крику тюремной моды.